Обратная связь Главная страница

Раздел ON-LINE >>
Информация о создателях >>
Услуги >>
Заказ >>
Главная страница >>

Алфавитный список  авторов >>
Алфавитный список  произведений >>

Почтовая    рассылка
Анонсы поступлений и новости сайта
Счетчики и каталоги


Информация и отзывы о компаниях
Цены и качество товаров и услуг в РФ


Раздел: On-line
Автор: 

Беляев Владимир Павлович

Название: 

"Старая крепость"

Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23]  [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58]

    Обеими волосатыми лапами Али-Бурхан жмет Леву к земле. Анатэма-Молния опомнился, он пробует стать в мост, он хочет сделать стойку на голове и выскользнуть, он упирается головой о сцену, доски прогибаются под ним, но уже поздно. Кряхтя и посапывая, Али-Бурхан прижимает его к земле. Все меньше и меньше становится зазор между ушибленной спиной Левы и ковром, все меньше и меньше... Готово... А может, еще вывернется? Вывернись, выскользни, да ну, скорее, скорее! Чего ж ты ждешь?.. Эх, поздно! Зажав в руке колокольчик и позванивая шпорами, подбегает к борющимся главный судья, командир Полагутин. Заглядывает вниз. Выходят из-за стола старик железнодорожник, Котька Григоренко.
   
   Если у вас старая мебель и обшивка совершенно потеряла свой вид, Вам нет надобности выбрасывать её, а можно просто перетянуть новой мебельной тканью. На данный момент мебельные ткани есть в большом ассортименте в любых мебельных магазинах. Но найти качественные, не так просто. На сайте tkanyoptom.ru Вы можете купить мебельные ткани оптом и в розницу. Выбор очень большой и разнообразный.
   
    Звонок.
    Лучше б его не было!
    - Вот жалко! То он забил ему баки теми "макаронами", - спрыгивая со скамейки, бормочет Петька Маремуха. Галя побледнела. Глаза у нее испуганные.
    Судьи совещаются. Выбежал из-за кулис и подбежал к ним распорядитель. И сразу от судей он подошел к рампе. Поднял руку. В зале шумно. Хлопают.
    - Анатэма-Молния, браво! - крикнули совсем рядом.
    - Анатэма! - тоненьким голоском закричал Маремуха.
    - Лавочка! Сговорились! - крикнули из первого ряда.
    Распорядитель ждет. Ну, говори, уже тихо!
    - После захвата руки через плечо чемпион Азии знаменитый Али-Бурхан положил чемпиона Кубани Леву Анатэму-Молнию правильно! - выкрикнул распорядитель и кивнул капельмейстеру Смоляку.
    Музыка играет туш.
    Важный, надутый Али-Бурхан раскланивается. Раз. Другой. Третий.
    Лева Анатэма-Молния, отряхивая с трусов пыль и не глядя на публику, поклонился только один раз и, потирая ушибленную ляжку, убежал за кулисы.
    Один, с сольным номером, выступает чемпион Житомира Иосиф Оржеховский, красивый, поджарый борец в красных трусах. Он широкоплечий, с хорошо развитыми бицепсами, тонкой талией. Кожа у него плотная, совсем без жира. Недаром он так свободно ложится спиной на доску, сплошь усаженную гвоздями. Эти острые гвозди густо вылезают из доски, - кажется, что все они вопьются Иосифу Оржеховскому в кожу. Но ничего. Спокойно, скрестив на груди руки, он лежит на этих гвоздях, словно на перине. Музыка играет военный вальс "Душа полка".
    Когда, легко соскочив на ковер, Оржеховский поворачивается к публике спиной, на его коже всюду заметны маленькие точечки, но крови не видно. Вот кожа! Как у кабана.
    Оржеховский свободно бегает по этой же длинной доске босыми ногами, он укладывается на скамейку и подсовывает себе под голову, под лопатки, под ноги остриями вверх три казацкие шашки, он заколачивает голой ладонью в скамейку длинные гвозди - пять гвоздей подряд! Он гнет на груди толстый прут железа, он разрывает крепкую цепь, тут же на сцене он разбивает две бутылки, толчет их в медной ступке, высыпает затем осколки стекла в фанерный ящик из-под спичек и становится туда ногами. В ящик, ногами на стекло!
    И все ему сходит благополучно!
    Перерыв...
    Выйти? Не стоит! Еще займут места, и тогда придется смотреть оттуда, с "Камчатки". Я с Галей остаюсь в зале. Только Петька, положив на свое место шапку, бежит за семечками.
    Придерживая Петькину шапку рукой, чтобы не украли, я разглядываю публику. Там, на сцене, за плотным занавесом громко смеялись, топали ногами борцы. Мне было все еще досадно, что этот жирный Али-Бурхан положил такого ловкого хлопца. В зале было душно. С улицы в открытые окна доносился сладкий запах цветов акации. Эти цветущие акации стояли на тротуаре рядом с клубом, их белые ветви были хорошо видны в сумраке наступающего вечера.
    - Интересно, кто ж из публики, какой дурной пойдет с тем богатырем бороться? - спросила Галя, обмахиваясь платочком.
    - Кто-нибудь пойдет. Может быть, твой Котька пойдет.
    - Кто тебе сказал, что он мой? Чего ты прицепился?
    - Ты же страдаешь по Котьке. Что я не знаю?
    - Ничего не страдаю... Нужен...
    - Тише! - оборвал я Галю.
    Рядом, на улице, громко запели "Интернационал".
    - Кто это? - спросила Галя.
    - Держи места, - приказал я и бросился к открытому окну. Высунувшись, я увидел, что верхний этаж типографии освещен. Типография стояла рядом с кафедральным костелом. Черный шпиль минарета и мадонна на нем выделялись на светлом еще небе. В освещенных окнах типографии я заметил людей. Они стояли и пели.
    - То в ячейке печатников, - объяснил я, возвращаясь. - Наверное, у них кончилось комсомольское собрание.
    Да, я угадал правильно. Только затихли последние слова "Интернационала", они запели "Молодую гвардию":
   
    Вперед, заре навстречу,
    Товарищи в борьбе!
    Штыками и картечью
    Проложим путь себе.
    Смелей вперед и тверже шаг
    И выше юношеский стяг.
    Мы - молодая гвардия
    Рабочих и крестьян! -
   
   очень ясно доносилось оттуда, из типографии.
    И мне сразу сделалось очень тоскливо здесь, в этом душном, шумном зале, среди незнакомой публики. Там, в соседнем доме, дружно пели комсомольцы, - наверное, они решали там важные дела. Может быть, они уславливались, как лучше ловить бандитов; может быть, они принимали кого-нибудь нового в комсомол? Стало тяжело, что я не с ними. И даже то, что рядом со мной сидела Галя, не могло отогнать тоски, нахлынувшей внезапно вместе с громкой этой песней. Я вспомнил, как тяжело жилось мне в эти дни, вспомнил все свои огорчения, и мне стало еще больнее и ничто, казалось, не может помочь моему горю.
    Но тут я услышал знакомый голос Маремухи:
    - Семечек нема, а есть только монпасье. Бери, Галя, это кисленькие! - сказал Петька.
    На клочке газетной бумаги Маремуха держал штук восемь конфеток. Они были разных цветов и слиплись.
    - Бери, Галя, ну! - твердо сказал Петька.
    Галя осторожно, двумя пальцами взяла липкую конфетку и захрустела ею. И мне тоже захотелось попробовать сладкого Я отодрал сразу две конфеты и отправил их, не разъединяя, в рот.
    Так, хрустя кисленькими конфетами, мы дождались открытия занавеса.
    - Победитель чемпиона мира, Черной Маски, известный волжский богатырь, мастер стального зажима, никем не победимый Зот Жегулев! - выкрикнул распорядитель и сразу же отбежал в сторону. Он прижался к стене и стал смотреть вглубь сцены так, словно оттуда должен был выскочить не борец, а самый настоящий зверь.
    Я думал, что волжский богатырь будет фасонить больше всех и выйдет на сцену не скоро, но Зот Жегулев появился сразу, как только оркестр заиграл марш. Он вышел, и мне сперва показалось, что к нам плывет одно туловище безногого человека. А показалось так потому, что Зот Жегулев был в черном трико до пояса. Это плотное, шерстяное трико туго обтягивало его длинные худощавые ноги в легоньких черных ботинках без каблуков. Очень недоброе, злое было лицо у этого человека все в шрамах, морщинах, смуглое и сухое, с большими зализами на лбу, редкие черные волосы и нос тонкий острый, словно клюв хищной птицы. Когда Зот Жегулев подойдя к рампе и кланяясь, улыбнулся, я увидел белые и крупные его зубы. Я сразу невзлюбил этого человека. Я почувствовал, что Зот Жегулев улыбается нарочно, из-за денег.
    Поклонившись, волжский богатырь отошел на середину сцены и остановился там, сложив на груди руки выставив вперед правую ногу.
    Распорядитель объявил:
    - Итак, уважаемые граждане, мастер стального зажима волжский богатырь Зот Жегулев принимает вызов любого из вас и будет бороться до полной победы, если вы того пожелаете! Зот Васильевич, прошу подтвердить согласие.
    Волжский богатырь молча поклонился.
    В зале стало тихо.
    Зот Жегулев, прищурившись и сжав узкие губы, глядел прямо на публику.
    - Ну так что ж, граждане? - спросил старичок распорядитель. - Угодно кому-нибудь попробовать свои силы в схватке с уважаемым Зотом Васильевичем?
    В зале попрежнему молчали. Только позади кто-то хихикнул.
    Так же, скрестив руки, стоял, выжидая, Зот Жегулев. Рядом со мной тяжело дышал Петька Маремуха. Вот бы ему, коротышке, выйти попробовать побороть этого длинного богатыря.
    - Повидимому, желающих нет и не будет? - хитро улыбаясь и подмигивая волжскому богатырю, сказал распорядитель. - Тогда...
    - Подожди, не торопись! - послышалось сзади. Все обернулись. В проходе стоял Жора Козакевич.
    - Простите, - спросил распорядитель, - вы что-то сказали?
    - Я буду бороться! - твердо выкрикнул Жора.
    - Простите, а спортивный костюм у вас есть?
    - Как-нибудь! - крикнул Жора и, не сходя с места, стал стягивать рубашку.
    Только он стащил ее, мы увидели широкую, загорелую его грудь, очень сильные его руки.
    - Барышни, прошу не смотреть! - крикнул Козакевич и, согнувшись, ловко сбросил штаны, оставшись в одних трусах и тяжелых ботинках.
    - Костик, дай-ка твои тапочки! - попросил он, протягивая в ряды рубаху и штаны.
    Ему сразу же подали взамен белые, на лосевой подошве, тапочки. Козакевич разулся, надел тапочки, попробовал, хороши ли они и, увидев, что хороши, приглаживая пальцами взъерошенные волосы, прошел мимо нас к сцене.
    Вытянув шею, старичок в толстовке силился разглядеть его.
    Когда Жора подошел к подмосткам, распорядитель спросил:
    - Гражданин, а вы знаете правила французской борьбы?
    - Как-нибудь! - ответил Жора и, задрав ногу, вскочил на сцену. Жмурясь от внезапно нахлынувшего на него света, он стал возле рампы спиной к волжскому богатырю и, улыбаясь, хлопнул себя ладонью по груди. В зале засмеялись. Тогда Жора повернулся к Жегулеву и вытянул руки, чтобы бороться.
    - Погодите, молодой человек, - остановил Жору распорядитель. - Еще успеете. Скажите вашу фамилию.
    - Козакевич, Георгий Павлович! - весело тряхнув головой, ответил Жора. Из зала закричали:
    - Жора, а ты пил боржом?
    - Жора, завещание напиши, Жора! - крикнул мой сосед, толстый усатый кузнец Приходько.
    - Ничего, как-нибудь! - сложив лодочкой ладони, прокричал в публику Козакевич.
    Зот Жегулев тем временем поправил свой широкий резиновый пояс и, взяв со стола кусочек мела, стал медленно натирать мелом ладони.
    - Скажите вашу профессию, гражданин Козакевич, - осторожно попросил старичок.
    - Металлист! - гордо ответил Козакевич.
    - Жора, адрес оставь, - не унимался какой-то крикун в задних рядах.
    Старичок распорядитель пошептался с волжским богатырем и объявил:
    - Итак, мы продолжаем. Следующая пара: волжский богатырь, мастер стального зажима, непобедимый Зот Жегулев и любитель французской борьбы металлист Георгий Павлович Козакевич! Музыка, прошу!
    Дрогнули сияющие трубы в руках у пожарников. Борцы шагнули друг к другу. Жегулев пригнулся. Он протягивает навстречу Жоре длинные руки, - видно, хочет выведать, каков Жора на простом захвате. Но Жора, не дожидаясь, хватает Жегулева прямым поясом и поднимает его вверх. Черные ноги богатыря уже в воздухе, он болтает ими, готовый ко всему.
    А ну, тряхни его как следует, стукни ногами об землю!
    Жегулев ловко выбрасывает вперед обе свои руки, одной из них он упирается в шею Козакевича, отталкивается. Жора покраснел, но не отпускает богатыря. Жегулев жмет его сильнее. Тогда Жора круто поворачивается и пробует стать на колено, но Жегулев, громко крякнув, вырывается.
    Бросились снова друг другу навстречу.
    Жора неловко повернулся, и Жегулев сразу захватил его руку подмышку. Жмет. Крепко жмет! Слышно, как хрустят кости. Вот он, стальной зажим!
    Пропал Жора, недаром он такой красный. Поворот.
    Здорово!
    Жора выскользнул и сразу поднял Жегулева на бедро. Богатырь пробует высвободиться, хочет опоясать Жору, но тот широк и ловок.
    Козакевич быстро подхватывает Жегулева, потом с размаху опускается на колено и швыряет его на спину.
    Богатырь успел вывернуться.
    Он падает на бок. Оба они возятся на ковре, богатырь кряхтит, силится вырваться. Но Жора крепко держит его обеими руками, а потом приказывает стать в партер.
    И вот этот черный длинноногий борец покорно переползает на карачках на средину сцены и устраивается там на ковре; его недобрые глаза блестят, на локте краснеет ссадина.
    - Жора, дай "макароны"! - закричал Приходько.
    Жора не слышит. Он нежно похлопывает богатыря по спине, - видно, не знает, каким приемом схватить его.
    - Бери двойным, Жора! - заорали с "Камчатки".
    Козакевич услышал.
    Он пробует схватить Жегулева двойным нельсоном, но тот быстро прижимает обе руки к туловищу, - двойной не получился. Тогда Козакевич ловко и словно невзначай хватает Жегулева обеими руками за плечо, рвет его на себя. Богатырь хотел вскочить, но поскользнулся, - он лежит на боку, Жора наваливается изо всей силы. Еще немного, немного, и Жегулев будет придавлен спиной к полу. Слышно, как тяжело кряхтит он, сопротивляясь, быстрые его ноги елозят по ковру, он пробует задержаться ими.
    Ну, еще, еще!
    - Жми его сильней!
    В зале зашумели.
    Все вскакивают. Стучат скамейки.
    - Давай, давай, Жора! Прибавь давления! - кричит усатый Приходько.
    - Жора, ты же пил боржом! Не подкачай! - крикнули сзади.
    Даже музыканты, побросав свои трубы, столпились у рампы.
    Козакевич жмет богатыря широкой грудью, одна его тапочка отлетела под судейский столик, он упирается в Жегулева левым плечом, давит его изо всей силы вниз, вот-вот щека Козакевича коснется острого богатырского носа, - как бы этот Жегулев со злости не откусил нашему Жоре ухо. Остается еще капелька до полной победы, как вдруг Козакевич круто вскакивает и, задыхаясь, кричит в зал:
    - Это жульничество! Он меня мажет!
    А Жегулев тем временем вскочил и налетает на Козакевича сзади, - видно, не хочет, чтобы тот его выдавал.
    Жегулев хватает Козакевича двойным нельсоном, давит ему на шею, - это очень опасный прием, но Козакевич рассердился не на шутку. Собрав последние силы, он нагибается, падает на колено и перебрасывает богатыря через себя.
    Падая на спину, Жегулев ударяет ногой по жестяной рампе.
    Точно ведро бросили! Рампа погнулась.
    Жора бросается к богатырю и, схватив его за плечи, оттаскивает на середину ковра и с ходу - на обе лопатки.
    Полагутин зазвонил.
    Жегулев опомнился. Он хочет вырваться, он вертится на ковре так, словно ковер - это не ковер, а раскаленная плита. Теперь он страшен, очень страшен, этот никем не победимый и побежденный Козакевичем богатырь, но ему не вырваться. Жора навалился на него и не пускает ни в какую.
    - Хватит! Хватит! - кричит на ухо Жоре Полагутин.
    К борющимся подбегает Котька Григоренко, трогает Жору за локоть. Козакевич бьет локтем назад, Котьке по колену.
    Правильно! Не лезь!
    Котька отскочил.
    Полагутин смеется. Широко расставив ноги в красных бархатных брюках, он подносит звоночек к самому Жориному уху. Козакевич, сообразив наконец, что победил, вскакивает и подбегает к рампе.
    - Граждане! Граждане! - силится перекричать он шум и аплодисменты.
    Жора потерял и вторую тапочку, он стоит теперь на сцене в одних серых носках, волосы его слиплись на лбу, нос блестит, щеки мокрые, на потной груди очень хорошо заметна татуировка: русалка с длинным рыбьим хвостом и серп и молот.
    - Та тихше, нехай скаже! - обернувшись к публике, басом кричит усатый Приходько.
    Когда, шум затихает, Жора Козакевич, тяжело дыша и не глядя даже на Жегулева, выкрикивает:
    - Я с этим бугаем борюсь... а он... дам тебе, говорит, десятку, только поддайся... Слышите?
    - То жулик, а не мастер! - кричит в ответ Приходько.
    - Он врет!.. Врет! - порываясь подойти к Жоре, кричит со стороны сцены Жегулев.
    Полагутин его не пускает.
    Старичок распорядитель дрожащими руками распутывает веревку занавеса.
    - Ну, давай тогда еще бороться. Посмотрим, кто кого! - кричит богатырь.
    Жора Козакевич тяжело прыгает в зал. Уже снизу он отвечает Жегулеву:
    - Хватит. В Одессе, на Молдаванке, поищи себе партнеров, а я с такими жуликами больше не борюсь...
    - Жора, тапочки! - через весь зал кричит приятель Козакевича.
    Услышав этот крик, Котька Григоренко подбирает белые тапочки и протягивает их Козакевичу.
    Сжимая их в руках, потный, взволнованный, Жора в одних носках быстро шагает вглубь зала. И не успевает он подойти туда, крашенный масляными красками тяжелый холщовый занавес, раскручиваясь, падает вниз и закрывает сцену, судей и злого побежденного волжского богатыря, мастера стального зажима Зота Жегулева.
   
    Мы вышли не сразу. Мне казалось, что скандал на этом не закончится, и я предложил подождать немного. Разгоряченные и взволнованные не меньше Жоры, мы пошли туда, в буфет, где, вытягивая из комнаты табачный дым, гудел в окне вентилятор.
    Нам сразу стало прохладно. Сквозняк обдувал нас. Петька Маремуха угостил Галю шипучей сельтерской водой. Мне тоже хотелось пить, но просить у Петьки денег на воду при Гале я стыдился, а он, коротышка, не догадался сам меня угостить.
    Скандала не было.
    Прямо в трусах, не одеваясь, Жора Козакевич вышел на улицу. Я пожалел, что мы захватили Галю. Если бы мы были одни, можно было бы свободно пойти за Козакевичем, послушать, что он рассказывает своим приятелям. А теперь мы не спеша прошли по душному и уже пустому залу на площадку и стали медленно спускаться по лестнице.
    - Василь! - сказал Петька. - Я одного не понимаю. Отчего Жора закричал: "Он меня мажет". Чем он его мазал?
    - Дурной! - ответил я смеясь. - Мажет - это значит взятку дает. Он ему хабар обещал.
    - А-а-а! Хабар! А я не понял, - протянул Петька, прыгая через ступеньку. - Какой же это "волжский богатырь"? Разве такие богатыри бывают? Это заправский шарлатан...
    На улице было совсем прохладно. Вверху, над крыльцом, горела лампочка, освещая кусок тротуара и кривую акацию.
    Огни на площади уже погасили. Темная стояла сбоку типография, под аркой костельных ворот было совсем темно.
    - Галочка! - послышалось сбоку.
    Я увидел в темноте белую рубаху Котьки. Галя вздрогнула, оглянулась и, бросив нерешительно: "Подождите меня, хлопцы", - быстро пошла к Григоренко.
    Не знаю, о чем они говорили. Зато было очень больно стоять здесь, на освещенной полоске тротуара, и знать, что любимая тобою девушка шепчется с твоим врагом. Этот проходимец не постеснялся и при нас назвал ее нежно Галочкой. А быть может, она сама дала ему право называть себя так? Меня передернуло от этой мысли! Озадаченный Петька молчал и только посапывал.
    Галя возвратилась веселая.
    - Ну, пошли, хлопцы! - сказала она и, вынув кривую гребенку, зачесала назад ровные и густые волосы.
    До самого бульвара мы шли молча. Хотелось спросить Галю, зачем позвал ее Котька, но гордость не позволяла. Стыдно было. Но, видно, Галя сама чувствовала, что это меня интересует, потому что, только мы перешагнули каменный порог бульварной калитки, она сказала:
    - И чего только он ко мне пристает, не знаю. Давай, говорит, я тебя провожу. Спасибо, говорю, я же с хлопцами иду, не видишь разве? Ну, и пошел домой.
    Мы не ответили. Оскорбленные, мы шли молча, а Петька Маремуха, молодец, понимая, что с Галей говорить не стоит, что надо ее наказать, сказал мне:
    - А знаешь, Васька, что мне Анатэма-Молния утром сегодня сказал? Пощупал мои мускулы, грудь, - из тебя, говорит, хлопчик, может хороший борец выйти, у тебя, говорит, атлетическое телосложение. Атлетическое! Ты чуешь, Васька?
    - Много он понимает, твой Анатэма, - отмахнулся я с досады. - Разве он борец? Он сморкач, а не борец. Не мог даже Али-Бурхана побороть...
    - Ну, это еще вопрос! - ответил Маремуха с обидой, и голос его дрогнул. - Он хороший борец и правду сказал. А ну, пощупай, какие у меня мускулы.
    - Пощупай, пощупай... Зачем мне щупать! Давай просто поборемся.
    - Давай! - ответил Маремуха.
    - Василь, не борись, Петька тебя положит, - подшучивая, сказала Галя.
    - Что? Положит? Ну, это еще посмотрим. Гайда, снимай пояс! - приказал я.
    - Как? Здесь? - испугался Петька.
    - А ты хотел на улице? Здесь, здесь, на полянке!
    - Ну, давай! - решился Петька и щелкнул пряжкой.
    - Смотри, Галя, чтобы не покрали вещи, - сказал я. Трава на полянке была мокрая от росы и скользкая, и только я схватил Петьку подмышки, мы оба сразу грохнулись на землю. Это кажется со стороны, когда сидишь в зале, что бороться легко. Петька сопел, отбивался кулаками, но я быстро повалил его, подмял под себя. Мне хотелось поскорее побороть его, чтобы выказать перед Галей свою силу. Уже оставалось совсем немного до победы, но тут Петька вывернулся и прыгнул мне на спину. Он устроился на мне, точно на лошади, и, подпрыгивая, силился повалить меня, прижать к земле. Я понатужился, стал сперва в партер, а затем на колени и опрокинул Петьку. Можно было, конечно, для быстроты дела поймать его за ногу, но я боялся, что Галя увидит.
    Петька вскочил и стал хватать меня за руки. Ладони у нас были мокрые от росы, мне надоело возиться, я схватил Петьку прямым поясом и так, сжимая его изо всей силы, пошел вперед. Петька, сопротивляясь, попятился. Не знаю, сколько бы мы шли так, но, к счастью, позади оказалась ямка. Петька шагнул в нее и покачнулся, я приналег, мы грохнулись на землю, и тут, наконец, я положил Маремуху на обе лопатки.
    - Ну, то не по правилам! - пропыхтел Петька, вставая. - На ровном ты бы еще поборолся со мной. Так и дурак положит!
    - Хватит вам. Тоже мне борцы нашлись! - сказала Галя, протягивая пояса и наши шапки. - Пойдемте!
    Пошли. Темный бульвар спускался по скалам вниз, к лесенке на Выдровку. Под нашими ногами скрипел рассыпанный по аллейке речной песок. Было очень приятно, что я положил Маремуху на глазах у Гали. А она-то думала, что Петька сильнее.
    По ту сторону реки белели на склонах домики Заречья. Уже всюду погасили огни. Только в одном окне горел свет. В нашей бывшей квартире было тоже темно. Интересно, каких жильцов вселил туда комхоз?
   
    * * *
   
    Когда, проводив Галю, мы переходили по узенькой деревянной кладочке через реку, Петька сказал:
    - Василь! А давай отлупим Котьку, чтобы он не вязался до Гали.
    - Когда?
    - Или нет! Давай лучше его напугаем!
    - Напугаешь его! Как же.
    - Факт - напугаем! Вот послушай. Будет он к себе домой на Подзамче возвращаться, а мы его в проулочке подкараулим да тыкву навстречу выставим. И завоем, как волки. Думаешь, не побежит? Факт - побежит!
    - А где же ты сейчас тыкву достанешь? Они же маленькие еще.
    - У меня с прошлого года осталась. Сухая. Корка одна. Вырежем рот, глаза, заклеим красной бумагой, а в середину - свечку. Вот напугается! Подумает - привидение.
    - Постой, Петька, - остановил я Маремуху. - Хорошо, что напомнил. Кто тебе говорил, что в нашей совпартшколе привидения есть?
    Петька оглянулся и спросил тихо:
    - А что?
    - Да ничего. Сколько живем - и ничего. Не слышно даже.
    - Мне Сашка Бобырь говорил. Может, он набрехал, я знаю?
    - А ты спроси, кто ему говорил, - интересно.
    - Добре!
    - Ты, случайно, завтра не увидишь его?
    - Может, увижу. Я утречком на Подзамче за кукурузой пойду.
    - Зайди к нему, Петька. Что тебе стоит? Ведь интересно, откуда он это взял. Какие такие привидения?
    - Ну хорошо, зайду. А на борьбу пойдешь сегодня?
    - Давай завтра. Я приду вечером.
    - Пораньше только приходи, - попросил Петька. - Так часов в семь приходи.
    - Приду обязательно, - пообещал я. - Не забудь, спроси Бобыря.
    - Хорошо, хорошо! - сказал Маремуха, и мы расстались.
   
    В ПУТЬ-ДОРОГУ
   
    Из всех хлопцев, с которыми мне приходилось встречаться, Сашка Бобырь, или Бобырюга, как мы его прозвали в трудшколе, был самый невезучий.
    Однажды, еще когда существовала гимназия, мы спускались по телеграфному столбу из гимназического двора на Колокольную улицу. Все спускались быстро, а Сашка Бобырь захотел пофасонить и стал тормозить: поедет немножко, а затем с размаху останавливается. До земли оставалось совсем немного, когда Сашка заорал, да так громко, что даже те хлопцы, которые были уже у реки, побежали на его крик обратно, наверх.
    Сашка спрыгнул на мостовую и, не переставая кричать, держась обеими руками за живот, помчался по Колокольной вверх, к городу. Мы пустились за ним.
    Сашка с ходу ворвался в квартиру доктора Гутентага. Мы тоже хотели забежать туда, но сестра в белом халате нас не пустила. Из открытых окон на улицу доносились вопли Сашки Бобыря. Казалось, доктор Гутентаг резал его на куски.
    Стоя под окнами, мы думали разное. Петька Маремуха утверждал, что, когда Сашка спускался по столбу, у него лопнул живот.
    Мой приятель Юзик Куница говорил, что, наверное, Бобыря укусил тарантул. Вылез из щелки и укусил.
    Вскоре крики умолкли. Мы уж решили, что Сашка не жилец на белом свете, как вдруг, бледный, поддерживая живот, он появился на крыльце квартиры. Следом за Бобырем в белом колпаке и в блестящем пенсне с золоченой дужкой вышел сам доктор Гутентаг. Он держал в руке зажатую в белой ватке черную окровавленную щепку.
    Не успел Сашка спуститься по лесенке вниз, доктор окликнул его и, протягивая окровавленную щепку, сказал:
    - Возьми на память!
    За углом Сашка задрал рубашку и показал всем дочерна смазанный иодом и слегка напухший живот. Заноза влезла ему под кожу от пупка до самой груди. Внизу, там, где она входила, был приклеен круглый, как пятачок, кусочек бинта.
    Морщась от боли, Сашка Бобырь рассказывал, что доктор Гутентаг выдирал у него из-под кожи эту занозу здоровенными клещами и что даже дочка доктора, Ида, помогала отцу. Мы шли рядом и, поеживаясь, поглядывали на занозу. Она и в самом деле была велика, куда больше всех тех заноз, которые не раз залезали каждому из нас в босые ноги.
    Сашка гордился приключением. Хотя в ушах у нас все еще стоял его крик, но он говорил, что ему ни чуточки не было больно.
    - А чего же ты кричал? - спросил Куница.
    - Чего кричал? А нарочно! Чтобы доктор принял меня без денег.
    Пропахший иодом и коллодием, Сашка несколько дней был героем нашего класса.
    Вскоре история эта забылась, но прошло два месяца, и о Сашке снова заговорили.
    На большой перемене мы играли в "ловитки". Сашка побежал за гимназические сараи и нечаянно прыгнул на деревянную крышку помойной ямы. Крышка мигом наклонилась, и Сашка влетел в квадратный люк.
...
Страницы: [0] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23]  [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58]

Обратная связь Главная страница

Copyright © 2010.
ЗАО АСУ-Импульс.

Пишите нам по адресу : info@e-kniga.ru